го не было, и потому
пища ей вовсе не требовалась.
Дедушка Илья рассказывал мне, как этого можно достигать "самым лёгким
манером". Любую собаку, пока она щенком, стоит только раз напоить жидко
расплавленным оловом или свинцом, и она сделается без черева и может не
есть. Но, разумеется, при этом необходимо знать "особливое, колдовское
слово". А за то, что палач, очевидно, знал этакое слово, - люди строгой
нравственности убили его собаку. Оно, конечно, так и следовало, чтобы не
давать поблажки колдовству; но это было большим несчастьем для нищих, так
как девочка спала вместе с собакою, и та уделяла ребёнку часть теплоты,
которую имела в своей шерсти. Однако для таких пустяков, разумеется, нельзя
было потворствовать волшебствам, и все были того мнения, что собака
уничтожена совершенно правильно. Пусть колдунам не удаётся морочить
правоверных.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
После уничтожения собаки девочку согревал в шалашах сам палач, но он
уже был стар, и, к его счастию, ему недолго пришлось нести эту непосильную
для него заботу. В одну морозную ночь дитя ощутило, что отец её застыл
более, чем она сама, и ей сделалось так страшно, что она от него
отодвинулась и даже от ужаса потеряла сознание. До утра пробыла она в
объятиях смерти. Когда стало светать и люди, шедшие к заутрене, заглянули из
любопытства в шалаш, то они увидели отца и дочь закоченевшими. Девочку
кое-как отогрели, и когда она увидала у отца странно остолбенелые глаза и
дико оскаленные зубы, тогда поняла в чём дело и зарыдала.
Старика схоронили за кладбищем, потому что он жил скверно и умер без
покаяния, а про его девочку немножко позабыли... Правда, не надолго, всего
на какой-нибудь месяц, но когда про неё через месяц вспомнили, - её уже
негде было отыскивать.
Можно было думать, что сиротка куда-нибудь убежала в другой город |