ом, запретам этим, сколько хранит наша слабая память,
конца нет. Закон уставал запрещать; запрещали командиры, городничие,
откупщики, ярыжки. В пехоте было выдумано запрещение солдатам "не дышать в
строю" (1*), в Кузнецке в Сибири некий исправник запретил крестьянам колоть
домашних животных, чтобы умножалось скотоводство, а крестьяне взяли да и
распродали весь скот (2*). Известный сибирский дока Пекарский тем и
прославился, что на всех операциях держал исключительно одних
беглокаторжных, пристанодержательство которых строжайше запрещено. Он
вдвойне нарушал закон, но его хвалили за это (3*). Откупщики (что уже,
кажется, за власть такая?) - и те запрещали. Так, например, были под
запрещением мед, называемый "воронок", что выделывается на воскобойнях, и
квас, потому-де, что в квас можно положить и хмелю. В конце концов,
не полагаясь на свою память, мы в самом деле не знаем, что было когда-нибудь
не запрещено и преувеличивал ли что-нибудь покойный профессор Морошкин,
говоря, что "мы, благодаря этим запрещениям, только и делаем, что совершаем
преступления".
(1* См. рассказ С.Турбина "Армейские доки". (Прим. автора.) *)
(2* См. сочинения Флеровского о рабочем классе в России, с. 39. (Прим.
автора.) *)
(3* См. сочинения Флеровского о рабочем классе в России, с 7. (Прим.
автора.) *)
Случаев, где запрещения оказывали бы благие результаты, очень немного, да
и то это замечено на иностранцах, пока они еще не оборкаются у нас с нашими
запрещениями. Нашему же русскому человеку стоит только сказать:
- Нельзя, мол, нельзя, - запрещается!
Он уже сейчас и приспособится, как это одолеть. Гоголь говорит:
"Стоит только поставить какой-нибудь памятник или забор, так сейчас и
вынесут на десять возов всякой дряни"...
У нас в Петербурге пишут, пишут на углах безобразные: "запрещается",
"строжайше воспрещается", а мимо углов все-таки хоть не ходи, н |
