оторые вовсе не казались мелочами для тех, кто их чувствовал, кто с
ними боролся и переносил их. Бывали и у них недоразумения. Так, например,
однажды помещик и местный предводитель дворянства, Алексей Никитич
Плодомасов, возвратясь из Петербурга, привез оттуда лицам любимого им
соборного духовенства разные более или менее ценные подарки и между прочим
три трости: две с совершенно одинаковыми набалдашниками из червонного золота
для священников, то есть одну для отца Туберозова, другую для отца Захарии,
а третью с красивым набалдашником из серебра с чернью для дьякона Ахиллы.
Трости эти пали между старгородским духовенством как библейские змеи,
которых кинули пред фараона египетские кудесники.
- Сим подарением тростей на нас наведено сомнение,- рассказывал дьякон
Ахилла.
- Да в чем же вы тут, отец дьякон, видите сомнение? - спрашивали его
те, кому он жаловался.
- Ах, да ведь вот вы, светские, ничего в этом не понимаете, так и не
утверждайте, что нет сомнения,- отвечал дьякон,- нет-с! тут большое
сомнение!
И дьякон пускался разъяснять это специальное горе.
Во-первых,- говорил он,- мне, как дьякону, по сану моему такого посоха
носить не дозволено и неприлично, потому что я не пастырь,- это раз.
Повторительно, я его теперь, этот посох, ношу, потому что он мне подарен,-
это два. А в-третьих, во всем этом сомнительная одностойность: что отцу
Савелью, что Захарии одно и то же, одинаковые посошки. Зачем же так сравнять
их?.. Ах, помилуйте же вы, зачем?.. Отец Савелий... вы сами знаете... отец
Савелий... он умница, философ, министр юстиции, а теперь, я вижу, и он
ничего не может сообразить и смущен, и даже страшно смущен.
- Да чем же он тут может быть смущен, отец дьякон?
- А тем смущен, что, во-первых, от этой совершенной одностойности
происходит смешанность. Как вы это располагаете, как отличить, чья эта
трость? Извольте тепе |
