манных часов ее мужа; но
это ничему не мешало.
- Иди, - говорила Катерина Львовна через полчаса, не смотря на Сергея и
поправляя перед маленьким зеркальцем свои разбросанные волосы.
- Чего я таперича отсюдова пойду, - отвечал ей счастливым голосом
Сергей.
- Свекор двери запрет.
- Эх, душа, душа! Да каких ты это людей знала, что им только дверью к
женщине и дорога? Мне что к тебе, что от тебя - везде двери, - отвечал
молодец, указывая на столбы, поддерживающие галерею,
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Зиновий Борисыч еще неделю не бывал домой, и всю эту неделю жена его,
что ночь, до самого бела света гуляла с Сергеем.
Много было в эти ночи в спальне Зиновия Борисыча и винца из свекрового
погреба попито, и сладких сластей поедено, и в сахарные хозяйкины уста
поцеловано, и черными кудрями на мягком изголовье поиграно. Но не все дорога
идет скатертью, бывают и перебоинки.
Не спалось Борису Тимофеичу: блуждал старик в пестрой ситцевой рубашке
по тихому дому, подошел к одному окну, подошел к другому, смотрит, а по
столбу из-под невесткина окна тихо-тихохонько спускается книзу красная
рубаха молодца Сергея. Вот тебе и новость! Выскочил Борис Тимофеич и хвать
молодца за ноги. Тот развернулся было, чтоб съездить хозяина от всего сердца
по уху, да и остановился, рассудив, что шум выйдет.
- Сказывай, - говорит Борис Тимофеич, - где был, вор ты эдакой?
- А где был, - говорит, - там меня, Борис Тимофеич, сударь, уж нету, -
отвечал Сергей.
- У невестки ночевал?
- Про то, хозяин, опять-таки я знаю, где ночевал; а ты вот что, Борис
Тимофеич, ты моего слова послушай: что, отец, было, того назад не воротишь;
не клади ж ты по крайности позору на свой купеческий дом. Сказывай, чего ты
от меня теперь хочешь? Какого ублаготворения желаешь?
- Желаю я тебе, аспиду, пятьсот плетей закатить, - отвечал Борис
Тимофеич.
- Моя вина-твоя воля, - согласился молоде |
