а это всякому интересно, и всякий смекает, на что он ему
может пригодиться; а вы на что кому нужны? Вы с правдою-то с своею со всеми
перессоритесь, а потому вашего брата только и остается, что с берега опять
за хвост, да назад на корабль перекинуть, чтобы вы тут на суше не пылились.
- Заметьте это себе, господа, - подчеркнул Порфирий Никитич, - ведь это
я вам не вру, не сочинение для забавы вашей сочиняю, а передаю вам слова
человека исторического, которые непременно должны иметь свое историческое
значение хотя если не в учебной истории, то по крайней мере в устных
преданиях нашей морской семьи. Так, господа, смотрели тогда на нас, как на
людей вокруг себя чистых и... этак, знаете, всесовершенно чистых... Ну, да
все это в скобках; а я обращаюсь опять к своей истории на закуске у Хрулева.
- Так-то, благодетель мой, - похлопав меня по плечу, дружески заключил
Степан Александрович, - век идеалов прошел. Нынче даже кто и совсем
по-латыни не знает, и тот говорит suum cuique, {Каждому свое (лат.).} -
пойдемте-ка лучше закусывать, а то вот на этот счет Анемподист Петрович уж
настоящая свинья: он, пожалуй, один всю семгу слопает, а семушка хорошая: я
сам у Смурова на Морской с пробы взял. Кстати я вас с ним тут у закуски и
познакомлю.
- С кем это?
- С Анемподистом Петровичем.
- Нет, покорно вас благодарю-с.
- Что же? Неужели не желаете?
- Отнюдь не желаю.
- Жаль: большого ума человек, почти, можно сказать, государственного, и
в то же время, знаете, чисто русский человек: далеко вглубь видит и далеко
пойдет.
- Ну, бог с ним.
- Да, разумеется, а только человек приятный и поучительный.
"Еще чего, - думаю, - в нем отыскал: даже и поучительности! Тьфу!"
Мы подошли к закусочному столу и вмешались в толпу, в которой
ораторствовал учительный Анемподист Петрович. Он занимал центр. Я стал
прислушиваться, что такое вещает этот "учит |
