у кланяться и стали его называть
Константином Борисычем. Алена тем временем выздоровела и домой вернулась,
только все молилась мужу: "Не тронь ты меня, Борисыч; дай мне с силой
собраться". Это Костика сердило, и все он попрекал жену ее леченьем. А она,
я вам сказал, безответная была - все молчала. У нас много есть таких женщин
по селам, что вырастает она в нужде да в загоне, так после терпит все,
словно каменная, и не разберешь никак: не то она чувствует, что терпит, не
то и не чувствует. Настя тоже была терпеливая, только эта все горячо
чувствовала. Бывало, скажет ей Петровна: "Плоха я становлюсь, Настасьюшка!
На кого я тебя покину? Хоть бы мне своими руками тебя под честной венец
благословить". А она так и побледнеет: "Живи, - говорит, - матушка! живи ты;
не хочу я замуж; я с тобою буду". - "Дитя ты мое глупое!" - скажет, бывало,
Петровна, да и закашляется. Совсем стало ее одолевать удушье, а осенью, как
начались туманы да слякоть, два раза так ее прихватило, что думали, вот-вот
душа с телом на росстали. Снежок в эту осень рано выпал; к Михайлову дню уж
и санный путь стал. На Михайлов день у нас праздник. Петровна выпросила у
барыни Настю, и пошли они к обедне, и Костик пошел, только особо, с
мирошником Михайлой. В церкви, как отошла обедня, Прокудин запросил их к
себе на обед. Петровна было отказывалась: "Дело, - говорила, - мое слабое,
где мне по гостям ходить? Благодарим на добром слове, на привете ласковом!"
Но Костик глянул на мать, глянул на сестру, они и пошли. Сестра его страсть
как боялась, а мать хоть и не боялась, но часто по его делала, "абы лихо
спало тихо". Зашли все к Прокудину. Угощенье было богатое: пироги, щи со
свежиной, похлебка с потрохами, гуси жареные, солонина духовая с хреном,
гусиные полотки, а после закуски разные: орехи, подсолнухи, столбики с
инбирем и круглые прянички, а детям коньки пряничные. При этом, разумеется,
было и выпито в |
