не здесь. Придется поискать ее
в других краях. У местных имя Каллена Бейкера вызовет лишь неприязнь.
У меня, конечно же, возникнут неприятности. Но неприятности, как правило,
доставляют люди, а я не собирался ни с кем связываться. Держаться подальше от
людей вообще-то не сложно. Наша ферма наверняка пребывала в самом запущенном
состоянии, так что работы у меня будет невпроворот и на поездки в город просто
не останется времени.
Лонгли поднялся и собрал охапку хвороста. Что ж, если человек в дождливые дни
может отыскать сухие ветки, с ним можно иметь дело.
Боб Ли приподнялся, нащупывая свою трубку. Лонгли сидел перед костром на
корточках.
- Похоже, вокруг тихо, - сказал он. - Боб, как по-твоему, мешочники из Бостона
пойдут за нами в болота?
- Вряд ли, если они не дураки. - Боб Ли взглянул в мою сторону. - Ты не спишь,
Каллен? У нас в Бостоне были неприятности. Мы убили человека.
- Значит, он сам виноват. Ты всегда был гордецом, Боб Ли, но не помню случая,
чтобы ты стрелял без причины.
Мы опять разговорились. Они рассказали мне еще кое-что о том, что здесь
происходило в мое отсутствие. Рассказы их не очень-то пришлись мне по душе. Одно
лишь они забыли сообщить: мой злейший враг жил здесь, в этих краях он был
большим человеком, мало того - окружил себя переселенцами-мешочниками...
Поговорив, мы заснули.
На рассвете мы молча оседлали коней. Потом я объяснил ребятам, как найти тайную
тропу к Серным топям. Дело в том, что Серный ручей очень извилистый, со
множеством рукавов, упирающихся в непроходимые болота, к тому же ручей окружали
густые заросли кустарника. Дальше к югу лежало озеро Кэндо, но о нем, кроме
индейцев и меня, почти никто не знал.
Мы расстались у Корнере.
- Поехали с нами, Каллен, - предложил Боб Ли. - Ты не найдешь здесь ничего,
кроме проблем. А тебя-то я знаю: долго терпеть ты не станешь.
- Я хочу спать под собственной крышей.
- Ладно. Держись только подальше от вдовушек. От них неприятностей больше, чем
Небольшой анонс книг нашей библиотеки:
В отличие от других бывших европейских империй Россия - до сих пор
страна, практически неинтегрируемая в более широкое сообщество.
Ни в НАТО, ни в ЕС Россия в обозримом будущем не вступит и не только потому, что
ее, скорее всего, не пригласят. Россияне по-прежнему
смотрят на свою страну как на особый и отдельный континентальный остров, который
может присоединять (или отсоединять) других, но который
никогда не поступится собственным державным суверенитетом. Как свидетельствует
опыт, двусторонние союзы, заключавшиеся Россией с
другими крупными державами, были недолговечными.
Фантастически увеличившаяся разность потенциалов России и США непосредственно
определяет эволюцию их внешнеполитических
стилей. Вашингтон демонстрирует большую, чем когда бы то ни было уверенность в
своих силах, конкурентоспособность, жесткий стиль. Россия,
напротив, являет пример неуверенности и обостренного чувства уязвимости, но при
этом - в качестве компенсации - незабытого державного
величия.
Протестная дипломатия России - это, прежде всего знак Америке. И указывает он
пока что не на грядущую конфронтацию, а на трудности
психологической адаптации российских элит. Сильное потрясение, связанное с
утратой прежнего статуса, за последние семь лет не только не
прошло, но именно сейчас и начинает по-настоящему восприниматься. С течением
времени шок пропадает, и боли становятся ощутимыми,
иногда даже нестерпимыми. Тогда, например, российские генералы начинают вслух
рассуждать о военной помощи сербам против "натовской
агрессии, направляемой США". Это понятно. Некоторые влиятельные американцы
неосторожно говорили о победе США в холодной войне, и
российские элиты все больше воспринимают окончание конфронтации как проигрыш
Советского Союза, то есть, в конечном счете, самой России.
Российская реакция на расширение НАТО на восток была пропитана такой
психологией. Но одной психотерапией делу не поможешь.
