ы с Оррином почувствовали, что перед нами расстилается белый свет без конца и
края. Раньше мы не видели ничего, кроме узких долин, пологих гребней холмов,
тесных городишек и деревень. Теперь наш мир стал таким же огромным, как сама
земля, и даже еще больше, потому что там, где кончалась земля, начиналось небо.
Мы не встретили ни души. Равнины были безлюдными. До нас их пересекали лишь
бизоны и индейцы, ступившие на тропу войны. Не было и деревьев - только
бесконечное, постоянно шепчущее море травы. Здесь водились антилопы, а ночью,
глядя на звезды, жалобно пели койоты.
Большую часть пути каждый работал сам по себе, но иногда я ехал рядом с Томом
Санди или Кэпом Раунтри и учился у них основам скотоводства. Санди получил
неплохое образование, но никогда этим не хвастался.
Время от времени, когда я ехал вместе с Томом, он читал стихи или рассказывал
истории из древних времен. Слушать было интересно. Древние греки, о которых он
всегда говорил, напоминали людей с родных холмов, и у меня появилось желание
научиться читать и писать.
Раунтри разговаривал очень мало, но, когда что-нибудь произносил, к его словам
стоило прислушаться. Он хорошо знал повадки бизонов... И я многому у него
научился. Он был крепкий старик и работал столько же, сколько любой из нас. Я
так и не выяснил сколько ему лет, однако его жесткие серые глаза, должно быть,
повидали многое.
- Если захотеть, - сказал однажды Раунтри, - в предгорьях западного Канзаса и
Колорадо можно сделать кучу денег. Там полно бесхозных коров из испанских
поселений на юге.
Если Раунтри заводил разговор, значит, он что-то задумал. Я сразу понял, что в
его голове появилась какая-то идея, но в первый раз он больше ничего не сказал.
Мы с Оррином обсудили идею Раунтри. Нам хотелось бы найти место для дома, где
можно поселить маму с младшими братьями. Огромное количество никому не
принадлежащих коров. Звучит неплохо.
- Для такого дела понадобится несколько человек, - решил Оррин.
Я б
Небольшой анонс книг нашей библиотеки:
В США, однако, ожидали от России позитивной реидентификации совсем в
другой сфере - международных отношений. Россия должна
была решительно и окончательно отказаться от имперского наследства и возродиться
в качестве современного национального государства. При
этом условии Москва могла бы играть полезную и ценимую роль младшего партнера
Вашингтона. Российские же элиты, отправившие в вечность
Советский Союз, видели свою "старую-новую" страну в качестве своего рода
Соединенных Штатов № 2 и первоначально всерьез пытались
претендовать на мировой демократический кондоминиум с Соединенными Штатами № 1.
Скорый крах этих иллюзий оказался еще более
болезненным для потерпевших, чем распад СССР.
Лишь постепенно до элит стало доходить, что вес
России в мировой экономике,
политике, других областях несопоставим не только с
американским, но и весом ряда европейских и азиатских стран. Слабость пост
коммунистической России стала общим местом в рассуждениях о
мировой политике. Но Россия не просто слаба: она внутренне дезорганизована, не в
состоянии собраться с собственной волей и к тому же не
умеющая играть с позиций слабости. Символ советской гордости - военный,
военно-экономический и военно-научный потенциал лежит в
руинах, являясь важнейшим источником угроз и рисков для самой России. В то время
как американцы с удивлением и опасением наблюдают за
разложением российских вооруженных сил и военно-промышленного комплекса,
россияне с обидой и опаской следят за совершенно
раскованными действиями единственной сверхдержавы. Америке приписывают претензии
на гегемонизм, упрощая при этом и американскую
политику, и характер современных международных отношений. Москве представляется,
что Вашингтон планомерно вытесняет ее из Центральной
и Восточной Европы, Балкан, Балтии, Украины, Кавказа, Каспия, Центральной Азии.
Цель американского геополитического плюрализма в
Евразии, как считается в Москве, состоит в блокировании России в ее нынешних
границах путем поддержки новых независимых государств
(ННГ) и содействия им в создании региональных ассоциаций, не включающих Россию.
В таких условиях оппонирование Америке,
противодействие - насколько это возможно - ее "непомерным амбициям" становится
основным содержанием патриотического
внешнеполитического курса России.
